Он должен был появиться, этот фильм. Он не мог не появиться. И по логике творчества Серика Апрымова. И по логике тех процессов, которые заявили о себе последней продукцией студии «Казахфильм», где властителями дум, как это ни странно, сегодня выступают тридцатилетние.

Реклама какого-то фешенебельного американского колледжа беззастенчиво гласит: «Здесь вы приобретете знакомства, необходимые для вашей карьеры». В самом деле, куда как легко преуспеть, если ты «кореш» однолеток из министров, конгрессменов и сенаторов!.. Режиссер Сергей Соловьев, набирая мастерскую во ВГИКе, пошел обратным путем: он зазывал людей, уже знающих друг друга, искренне радовался, когда обнаруживал у своего избранника брата — самодеятельного оператора или давнего приятеля, способного к литературе,— этот отправлялся на сценарный. Еще не все, закончив ученье, пришли на студию, но климат производства, общественный дух кино Казахстана уже заметно изменились. Конечно, молодые кинематографисты все разные, и творческая платформа, как наверняка покажет время, у них не такая уж однотипная, но они легко понимают друг друга — вот в чем суть. И, значит, легко могут отличить самое ценное — поиски, на которые следует равняться.

Приятно, когда все, у кого ни спросишь, заявляют как о главной, принципиальной победе — о фильме Апрымова «Конечная остановка».

Тут, безусловно, есть что-то, что труднодоступно взгляду со стороны (тем более иностранцу — я видел, как в дни Московского фестиваля итальянцы, французы и болгары были скорее изумлены «Остановкой», нежели впали в восторг). Этакая плата по общеказахскому векселю. Но что-то открывается любому и даже, может быть, лежит на поверхности и даже кажется наиестественным, хотя, подумав, понимаешь дерзкий, вызывающий, даже запальчивый характер картины, несмотря на всю ее стилистическую кротость и подчеркнутую сдержанность.

Когда-то гуляли по экрану четверо «маменькиных сынков» из маленького итальянского городка у моря, вполне безлюдного в зимние ветреные дни... Гуляли трое москвичей в районе заставы Ильича, чувствуя себя этой самой Заставой, но оттого тем более не понимая, как надо жить. Теперь гуляют другие четверо — по двум улицам и трем переулкам аула Аксуат и тоже решительно не знают, куда себя деть. Камера оператора Мурата Нугманова внимательна к каждой травинке, к каждой жердине палисадника, к каждой пуговке одежды, а режиссер (он же сценарист) столь же внимателен к каждой реплике, даже брошенной вскользь, к каждому потаенному движению души, чтобы со всей жизненной правдивостью, с документальной точностью удостоверить... удостоверить что?

Да, есть на чем сосредоточиться «юноше, обдумывающему житье», ищущему «делать бы жизнь с кого»,— так об этом писали еще совсем недавно. «У молодежи свои, причем нелегкие проблемы» — так пишут сегодня. Охкрытие Апрымова и его группы состоит в том, что у героев фильма никаких проблем нет. Наркотики есть, случайный секс — пожалуйста, слишком обильная или недостаточно обильная выпивка — тоже есть, но при чем тут проблемы? Работа, о которой герой не знает, нравится она ему или нет, только где найдешь другую? Быт, взятый даже самой поэтической стороной, будто уцелел от первобытного общества, вся эта жизнь-нежизнь за «конечной остановкой» рейсового автобуса... Ну и что? Это хуциевские юноши из всего делали предмет для надрывного, истошного спора, долгих размолвок в предчувствии какого-то главного ответа сразу на все вопросы. Это у нас с вами, дорогой читатель, если вы средних лет и постарше, по сердцу кошки скребут от очередной шоковой подробности. Но эти ребята из аула Аксуат, как и многие тысячи их земляков или хотя бы сверстников, живут без вопросов. Что бы ни произошло. Даже если твой закадычный дружок только что самолично себя погубил самым обидным и глупым способом. Нелепость, вздор! Только это чувство глупой, трагической нелепости и вынесешь из кошмарного случая.

Положим, мотив обездоленной жизни, которой жить никак нельзя, распространенный в нашем сегодняшнем репертуаре, бичи и бомжи, алкаши и девочки для всех, наркоманы и подзаборники, копатели канавы из алма-атинского сильного фильма «Трое» и гробокопатели из совсем страшной киевской картины «Смиренное кладбище». Пресекая последствия витринных традиций, наш экран сегодня норовит ткнуть своего зрителя носом, носом — в жизнь, недостойную зваться человеческой, в существование ниже нулевой отметки.

Парадокс «Конечной остановки» в том, что в ней такого намерения не угадываешь, по крайней мере оно не очевидно. И люди, пойманные объективом,— без внешних подробностей одичания и вымирания. Больше того: по отношению к обличающим повествованиям про наших сегодняшних отверженных «Остановка» могла бы выглядеть полярностью, нравоучительным моралите. Разве не тянет посоветовать всем прозябающим «изменить жизнь», «вернуться к природе», заняться «честным трудом», производимым собственными руками, в самой простой, немудрящей — естественной — обстановке?

Апрымов скорбно уверяет: такого моралите, такой полярности не существует. Идиллия простой «естественности» осталась только в наших инерционных мозгах, как в липовых отчетах торопливых экологов. Оазисов больше нет! Там, где виделся раньше оазис, приглядитесь, что на самом деле происходит!

Стоит особо оценить этот идейный поворот в условиях казахской культуры, где в течение многих лет возраставшая неприязнь к городским язвам и порокам иногда невольно, а иногда и вполне сознательно, то скрыто, то с явным подчеркиванием сопровождалась вздохом по природным корням, по неразвращенному аулу и соответственно мудрости дедов. Воспевались благотворные нормы традиционной сельской морали, вообще достоинства роевой жизни, когда все у всех на виду, что мешает себялюбию и греховной непочтительности к общим заветам.

Апрымов нигде не роняет слова по этому поводу, но весь строй его фильма, несмотря ни на что, бодрый, веселый, саркастичный, что ощутимо из визуальной несомненности, материальной плотности каждого кадра и что, в свою очередь, свидетельствует почти как документ: роевая жизнь — уже лишь видимость, изнутри она подточена всеми «городскими» соблазнами, всем цинизмом, который приносит с собой цивилизация. И тут, возможно, есть место для другого чтения названия фильма: стоп, слезай, дорогой, это конечная остановка для совместного существования, дальше надо подыматься над «нормами» и «традициями», надо принимать судьбоносные (хотя бы только для себя) решения, вырабатывать собственную духовную программу...

Возможно, это тема будущего фильма, хотя Серик Апрымов — художник столь же деликатный, сколь непредсказуемый, и столь же ироничный, сколь упрямый. Киновед Диляра Хасбулатова охарактеризовала его творчество как «честный, целомудренный реализм». Завидная поэтика по нашим кинематографическим дням, где каждый, похоже, все может, но не очень знает, чего он хочет.

Апрымов в отличие от его героев знает, и знает очень хорошо.